Выдержки из беседы, которую вёл профессор А.В.Ващенко на презентации книги Андрея Ветра «Подлинные сочинения Фелимона Кучера» 23 марта 2008 на семинаре, посвящённом традиционным культурам.

Александр Ващенко: Мне нравится, что жизнь бурлит. Сегодня у нас очень важное мероприятие, и когда книга выходит, так и хочется, как в случае со спуском нового корабля на воду, разбить бутылку шампанского о нос этого корабля. Но у нас не корабль, а книга…
Надо сказать, что Андрей Ветер работает очень широко. По дороге сюда я увидел, как закрывается книжный лоток, глянул, а там книга Андрея Ветра «Голос бездны». Я открыл, прочитал аннотацию, а там что-то вроде того, что если вы слабонервный, то вам тут делать нечего, ну что-то в этом духе… В разных жанрах работает он, но в этом жанре (в жанре пародии) вроде как впервые.
Посмотрите на книгу — как издана прекрасно! Проделана большая работа — во всех качествах. Андрей выступил здесь в качестве иллюстратора, не говоря уже об авторстве. Авторство тоже многогранное такое, не простое…
Так что сегодня, может быть один из разов (не знаю, как нам планировать дальше, может быть ещё где-нибудь презентацию устроить), но у нас здесь презентация — это очень радостное событие. Поэтому давайте начнём.
Теперь у меня убийственный для всех вопрос: кто читал книгу? Успел кто-нибудь купить её?
Юрий Котенко: Я читал её в самом начале, ещё в обычной распечатке. Сколько времени назад это было? Лет десять?
Андрей Ветер: Лет десять уже…
Александр Ващенко: То есть Вы уже читали?
Юрий Котенко: Ну да… Вроде как первый рецензент… Право первой ночи…
Александр Ващенко: Ну вот мы сейчас немного пообсуждаем, а потом — я уж грешным делом подглядел — тут есть некоторое количество экземпляров, их можно будет купить… А теперь, Андрей, может, Вы скажете что-нибудь?
Андрей Ветер: Ну что сказать? Книга продаётся официально вот в таком виде: она запаяна в плёнку, то есть при покупке её нельзя пролистать. Для меня это большая неожиданность. Оказывается, так решила типография, потому что таковы якобы правила: раз внутри имеются эротические иллюстрации, то книга не должна быть доступна для свободного просмотра. Я удивился, потому что обложка ведь вполне детская и нигде на ней на написано, что книгу надо держать подальше от детей, не стоит никаких предупреждений, никаких «+18» или «+16». Ничего подобного.
Эта книга, на мой взгляд, — самое удачное из того, что у меня выходило, потому что она получилась такая, какой я хотел видеть её. Я имею в виду оформление. Прежде всего, я хотел видеть эти иллюстрации, так как это «баловство» я задумывал специально для этой книги и, если говорить честно, не верил, что кто-либо согласится такую вещь выпускать. Поэтому к издателю я пришёл уже с готовым макетом. Разговаривать о том, что у меня есть очередная книга про индейцев и пояснять ещё, что это пародия… ну вряд ли это имело бы успех. Поэтому я приволок с собой здоровенный альбом Бердслея (выбрал тот, который издан в России, а не за границей) и сначала показал его, а потом уже развернул макет и ткнул пальцем в мои иллюстрации, мол, вот откуда ноги растут и вот в чём тут изюминка. Через неделю я получил положительный ответ: книгу берут в работу.
В книге две повести: «Последние из Чихохоков» и «Ползущие волки». Первая из них— пародия на Фенимора Купера, на его «Последнего из Могикан», а вторая — на книгу Вашингтона Ирвинга «Поездка в луговые степи».
Почему мне вдруг захотелось сделать что-то легонькое? Наверное, всякая тема, которую любишь и которой серьёзно болеешь, становится немного тяжеловесной, и становишься чересчур ранимым, когда приходится доказывать что-то, связанное с этой, в данном случае индейской темой. Особенно — когда убеждаешь людей далёких от индейской тематики и ничего не знающих о традиционной культуре.
Думаю, что не открою тайну, если скажу, что индейская тема не пользуется уважением в издательской среде. Доходит порой до смешного. Например, когда у меня выходил «Белый Дух», из этой книги вдруг изъяли иллюстрации. Всё уже было готово, и вдруг на иллюстрации — классическая графика, никакой эротики — накладывается запрет. На мой законный вопрос, почему так получилось, главный редактор и генеральный директор ответили мне, что там слишком много индейцев. Ну а как их может быть не много и куда их деть, если первая глава рассказывает о гитлеровской Германии, об Аненэрбе, а вторая об индейцах — и так они чередуются по всей книге. Но издатели упёрлись – никакие доводы не принимались. Даже факт, что первая книга из этого цикла была с иллюстрациями, а потому отсутствие иллюстраций во второй нарушает общую картину цикла, не возымело действия.
Почему «Тропа» вышла в «Гелеосе» с байкером на обложке? Только потому, что главный редактор боялся спугнуть читателя индейцем. И его уже не интересовало, что сидящий на мотоцикле байкер не имеет никакого отношения к «Тропе» и что сюжет разворачивается в середине девятнадцатого века. Книга ему очень понравилась, но есть у него непоколебимая убеждённость в том, что читатель не купит книгу, если увидит на обложке человека в перьях.
Это об индейской литературе вообще. Теперь о новой книге.
То, что я называю «Фелимона Кучера» пародией, не означает, что я высмеиваю Купера или его роман и всё, что там происходило. Просто это, на мой взгляд, чуть-чуть другой подход. Но говоря, что она написана с юмором, я не имею в виду, что она несерьёзная. Она очень серьёзная. Эта книга — разговор о цивилизации, о традиции, войне, о мире, о любви, о Боге.
Вопрос из зала: Неужели, если на обложке книга изображён индеец, книгу не будут покупать?
Андрей Ветер: Будут. И покупают очень хорошо. В том-то и дело, что покупают. Знаете, сколько Юрий Стукалин бился за обложку своей книги «Хороший день для смерти»? Почти два года! Когда книга вышла с индейцем на обложке, она разлетелась очень быстро, хотя книга явно не для широкой аудитории.
Вопрос из зала: Большой тираж у вашей книги?
Андрей Ветер: Маленький, всего две тысячи экземпляров. Это и хорошо. Она быстро распродастся и больше никогда не появится в таком виде. Пусть это издание будет раритетом. В следующий раз не будет ни предисловия, ни этих картинок, «Фелимон» войдёт в какой-нибудь очередной сборник про индейцев и всё.
Юрий Котенко: Или в собрание сочинений.
Андрей Ветер: Или в собрание сочинений…
Александр Ващенко: Жалко, что пока эту книгу прочитало мало людей. Я уверен, что её прочтут все, и мы потом поговорим ещё о ней. Я прочитал книгу, но честно скажу, что не готов к разговору. У меня смешанные чувства. И в связи с тем, что я какое-то время проходил в этом состоянии, то я подумал, что стыдно мне всё-таки — человеку со всякими научными степенями — не быть в состоянии сказать то, что люди будут ждать на нашей встрече. Но потом подумал: чего стыдиться? Значит, надо подождать. Может быть, слишком многогранно подано, нетрадиционно, сложно, много целей поставлено. Может быть, надо дождаться, пока осядет, а потом ещё раз вернуться к роману, ещё раз прочитать и ещё. Сколько мы знаем таких случаев, когда какие-то вещи — у меня такое бывало — не сразу воспринимались, а потом проходит какое-то время, и в голову как вдарит, и говоришь себе: «Вот это да!» и не можешь объяснить себе, почему…
Ну что бы я сказал на данном этапе. Во-первых, хорошо, что Андрей, человек даровитый, с хваткой писательской, прекрасно знающий наш общий материал, обратился (в своём, конечно, ключе) к жанру пародии на Купера. Для меня это интересный факт, потому что к пародии на Купера обращались, как вы знаете, давно уж, в девятнадцатом веке, не во времена Купера, позже. Я даже немного процитирую вам, чтобы показать историю, кому Андрей наследует — Брету Гарту и Марку Твену. Вот он стал с ними теперь в один ряд.
Вы знаете, что они начинали реалистами. А Купер — романтик. Брет Гарт и Марк Твен работали по-разному. Гарт даёт собирательную пародию; мне кажется, что он берёт не один роман, а так, в целом. А Твен — там явно «Последний из могикан» и «Зверобой», конечно. Оба они реалисты, но Гарт больше романтик, чем Твен, поэтому он ближе к диалогу, который ведёт с Купером Андрей Ветер… Вот смотрите — Брет Гарт… Сидит чиновник, судья, очень рафинированный, сидит в хижине, где-то в Калифорнии, где нет никакой цивилизации, дикость вокруг. И вдруг вламывается к нему абориген. Это глава вторая. Заметьте, что главки очень маленькие, всего две странички. И вот вбегает индеец Мак-а-Мак. «Достаточно было беглого взгляда, чтобы тотчас узнать в пришельце черты надменного аборигена, невежественного и буйного сына лесов. Одеяло, небрежно, но элегантно наброшенное на одно плечо, обнажало мощную грудь, украшенную множеством трёхцентовых почтовых марок, которые он добыл, несколькими неделями раньше, ограбив трансконтинентальный почтовый дилижанс… Правая рука была непринуждённо опущена, а левая придерживала пару панталон, с которыми плохо мирилась своевольная грация его нижних конечностей»... Ну вот так он хулиганит. Или вот в самом конце Натти Бампо прибегает к этой хижине, где всё горит, все вроде бы погибают, а он всех спасает, скальпируя врагов направо и налево, убивает и Мак-а-Мака, потому что на поясе у него видит хорошо знакомую ему прядь женских волос. А потом видит, что его невеста жива и здорова. Оказывается, дикарь сорвал с неё только шиньон. «“Да ведь это её шиньон”, — воскликнул судья. Бампо без чувств повалился на пол Покоритель вершин никогда не опомнился от обмана и отказался жениться на ней, а она двадцать лет спустя умерла от разбитого сердца. Судья лишился своего состояния. Дилижанс дважды в неделю проезжает мимо опустевшей хижины. Так была отомщена смерть Мак-а-Мака»… Как видите, тут есть чему порадоваться.
Твен, конечно, более жестоко поступил, потому что Брет Гарт резвится и делает это элегантно, а для Твена, видимо, это было программным делом. Есть известная статья «Литературная критика Фенимора Купера», где он цитирует людей, которые говорят про Купера, что он знал лес и всё у него замечательно. В ответ на это Твен пишет, что ничего Купер не знал, что он нарушил восемнадцать правил правдоподобия и вообще разбил его так, что не оставил камня на камне…
Послушаем, что Твен говорит. Что из приёмов Купера особенно не нравится Твену? «… износил целые груды мокасин… Из прочей бутафории он больше всего ценил “хрустнувший сучок”. Звук хрустнувшего сучка услаждал его слух, и он никогда не отказывал себе в этом удовольствии. Чуть ли не в каждой главе кто-нибудь обязательно наступит на сучок, разбудив всех бледнолицых и всех краснокожих на двести ярдов вокруг. Всякий раз, когда герой Купера подвергается смертельной опасности, он обязательно наступает на предательский сучок, даже если вокруг есть сотня других предметов, на которые гораздо удобнее наступить. Но они явно не устраивают Купера, и он требует, чтобы герой осмотрелся, нашёл сучок или на худой конец взял его где-нибудь. Поэтому было правильнее назвать цикл его романов не “Кожаный Чулок”, а “Хрустнувший Сучок”»… Ну и вот в таком духе Твен прикладывает ему…
Но тут ведь как… Толстой, например, не любил Шекспира, мол, персонажи его выдуманы и вообще всё ничего не стоит внимания. Но я подозреваю, что на самом деле Толстого несколько задевало, что Шекспир — это Шекспир. Так, наверное, и с Твеном. Зависть прежде всего. Злая критика — это зависть.
Что касается пародии, то нередко в пародии есть нечто культурологическое. Чтобы хорошо пародировать, надо быть в теме, надо много знать. Вот как показывает книга Андрея Ветра, хороший писатель ставит перед собой задачу не просто «оттянуться» за счёт Купера, а провести с ним хороший, интересный диалог.
Это очень положительный момент.
Теперь надо подумать, что всё это значит и как, соответственно, всё это читать.
Я думаю, что Андрей (я уже проговорился об этом) использовал приёмы многих литературных стилей, традиций, в том числе и изобразительного искусства, так как специально для книги создавались иллюстрации в стиле Бердслея. На виду здесь, конечно, романтизм, хотя бы по предмету его пародии, сентиментализм, может быть. Раз там есть Бердстей и резвящаяся эротика, то это уже декаданс, потому что Бердслей это, конечно, декадентствующий товарищ. Весь этот эпатаж и эротизм — это от бунта. Андрей Ветер широко использует документалистику; с Ирвингом, моет быть, больше, чем с Купером, хотя там и там примечаний очень много.
Надо обратить внимание вот на что. Всё стилизовано под некоего персонажа по имени Фелимон Кучер, который сам был, видел якобы всё это. И всё стилизуется под такой гипотетический стиль девятнадцатого века. И Андрей замахнулся довольно дерзостно сразу на авантюрный роман и на документальную прозу, объединив их одной личностью. В этой личности, стало быть, должно быть что-то единое. Это нелегко сделать, и я вижу, как много там заложено фактических знаний. Много ссылок на редкие источники, что вообще-то не свойственно пародии и даже вообще не для пародии, собственно говоря. Но Андрей сделал попытку соединить разные жанры повествования. А потом, завершив истории, он добавил ещё переписку самого Фелимона Кучера с некоторыми аристократами, разумеется, вымышленными, но очень правдоподобными. Эта переписка также добавляет материал. Это интересно.
Но именно поэтому у меня и трудность возникает: я вижу переход с одного кода повествования на другой. Возможно, это уже и не совсем пародия, а новый жанр, такой множественный… Мы живём в эпоху, когда главным является постмодерн, а постмодерн способен что угодно соединять. Вопрос только, каков будет результат.
Мне трудно… Я понимал, что это постмодерн, понимал, что Андрей не избежал влияния постмодерна, но здесь не так всё просто. Я читал, конечно, много постмодерновых вещиц. Возьмём, к примеру, «Имя розы» Умберто Эко. Там всё стилизуется под средневековье и, как говорится, никаких гвоздей. Но у Андрея Ветра соединяются несколько стилей – от романтизма до декаданса — и всё под одной крышей. Конечно, это надо осмыслить… Но интересно, повторяю, что это интересно. Поэтому я бы отметил экспериментальность книги. Никто не делал этого, никто! Наверное, и не сделают…