ВОИНСТВЕННАЯ ЛЮБОВЬ

У индейцев Северной Америки, как и у многих других народов мира, были очень строго очерчены отношения между мужчинами и женщинами. Начиналось всё в раннем детстве.
Когда девочкам исполнялось лет десять, им запрещали участвовать в самых невинных совместных играх с мальчиками. Более того, даже родные братья переставали общаться с сёстрами напрямую, могли общаться лишь через посредников. Им даже не рекомендовалось оставаться наедине, чтобы не давать людям повода для сплетен (мол, между братом с сестрой что-то есть). И всё же, несмотря на строгие табу, их отношения считались наиболее крепкими из всех, какие могли быть между родственниками. Например, возвращаясь из военного похода, мужчина в первую очередь дарил что-нибудь из трофеев своей сестре, а уж затем жене, матери и тёткам. Брат выказывал сестре самые сильные чувства любви и уважения. Однако взамен он требовал, чтобы его власть над сестрой была почти беспредельной. Отказ сестры выполнить требования брата был для него несмываемым оскорблением. Известны случаи, когда это заставляло мужчину покончить жизнь самоубийством. Если такое происходило, то считалось, что девушка опозорила всю семью, за что её могли даже изгнать из племени, а это зачастую было равносильно смертному приговору (в те времена человек редко выживал в одиночку).
Исследователь Хобель приводит следующий пример. Молодую женщину изгнали из племени за непослушание родному брату. Она провела несколько лет в чужом стойбище, затем вернулась в родную деревню. Соплеменники немедленно сообщили об этом её отцу. Его звали Железная Рубаха, он был знаменитым вождём племени Шайенов. На известие о возвращении дочери он ответил: «Меня не интересует, сколько лет прошло с тех пор, как я отрёкся от неё. Она ослушалась брата. Она мне не дочь. Я не желаю видеть её». Женщине так и не удалось вернуться в семью.
Да, в обществе индейцев противостояние полов было очень сильным. Отец не становился на сторону дочери, он абсолютно не интересовался, права она была, отказывая в чём-то брату, или не права. Отец принадлежал к армии мужчин, его дочь — к армии женщин. Любопытно, что в действительности это свойственно не только индейцам, но всему человечеству. В русском языке до сих пор существует выражение «покорить чьё-то сердце», «завладеть чьим-то сердцем». «Покорить» — разве это не воинственное слово? Не только раньше, но и сегодня «покорители сердец» продолжают совершать любовные победы. Опять обратите внимание — «победа» — слово из военной лексики.
Но вернусь к индейцам. Итак, мужчины и женщины принадлежали к разным военным лагерям. Строгое разделение мальчиков и девочек превратилось в настоящий институт враждебности представителей противоположного пола. Эта враждебность уходит корнями в далёкое мифологическое прошлое.
У Апачей есть легенда о том, как одна больная женщина просила своего мужа (вождя) каждое утро относить её к берегу реки, дабы она могла отдыхать у воды и совершать омовения. В действительности она ничем не болела, только притворялась. Муж верил ей и оставлял её одну у воды. Но как-то раз в его душе зародилось сомнение, и он спрятался в кустах, чтобы подглядеть за женой. Она разделась и вошла в воду. Вскоре к ней подплыла выдра, и женщины стала совокупляться с животным. Обиженный муж ушёл домой. Вечером жена приползла к нему, изображая из себя немощную, но он рассказал ей, что видел всё, и прогнал её. Женщина ушла к своей матери, и та возмутилась поведением зятя: «Вот какие они, мужчины. Я положила столько сил, чтобы вырастить дочь, а он запросто её прогнал из-за какой-то ерунды. Между тем женщины трудятся больше мужчин и вообще могут обойтись без мужской помощи!» Тогда вождь забрал всех мужчин и всех животных мужского пола и увел их с собой на другую сторону реки. Там он обратился к Духу Воды с просьбой сделать так, чтобы река стала широкой и чтобы женщины не смогли переправиться на этот берег. Так женщины и мужчины стали жить порознь, выполняя одну и ту же работу. Вскоре дела у женщин пошли хуже, они устали охотиться, ослабли. Они начали призывать мужчин обратно. Девушки постарше занимались мастурбацией, пользуясь в качестве заменителя фаллоса обточенными оленьими рогами и камнями, а также применяли для услады плоти перья орла. Мужчинам тоже требовалось сексуальное удовлетворение. Они лепили влагалища из глины, но это не удовлетворяло их. Женщины забеременели от всех предметов, которыми они пользовались для самоудовлетворения, и от них родились монстры. Из глиняных влагалищ, которые оплодотворили мужчины, также вышли на свет чудовища.
Конечно, это лишь легенда. Но она ясно показывает, насколько древним является противостояние полов. Возможно, это противостояние даже уходит корнями в вечность.
Кстати сказать, мифология Апачей гласит, что монстры были позже уничтожены персонажем по имени Убийца Врагов. В мифе есть очень выразительная сцена, когда Убийца Врагов приходит в логово одного из этих монстров.
Убийца Врагов спустился в жилище Чудовища и увидел там четырёх девушек. Эти четыре дочери Чудовища были единственными женщинами, у которых были влагалища. Они были Влагалищными Девочками. Хотя они имели облик настоящих женщин, в действительности они были влагалищами. Другие влагалища висели по стенам, но эти четыре имели формы девушек со всеми необходимыми частями тела, они умели ходить… Когда Убийца Врагов спустился в их логово, все четыре девушки захотели совокупиться с ним. Одна из них сказала: «Ты пришёл повидать нас, пришёл для соития с нами». Но Убийца Врагов ответил: «Нет, я не для того появился здесь. Может быть, кто-то другой за этим явился, но не я… А куда же подевались все мужчины, пришедшие сюда?» — «Мы пожрали их, так как нам это нравится». В дальнейшем эти четыре дочери Чудовища неоднократно повторяют, что они пожирают мужчин, получая от этого несказанное удовольствие; процесс еды для них является половым актом, так как они — не просто женщины, но сами влагалища, принявшие человеческую форму и поглотившие мужчин. Но они называют половой акт пожиранием и воспринимают его как уничтожение мужчин, как подчинение их своей сексуальной силе.
Цикл сказок о монстрах весьма ярко показывает, насколько сильна была в индейском обществе идеология вражды разнополых существ, насколько велико желание одного пола доказать свою незаменимость и тем самым своё превосходство над другим полом. Но в результате такой вражды рождаются монстры. Уродство берёт верх. Расчленение социума на противоборствующие группы непременно вело к перекосам. Естественные стороны жизни выворачивались наизнанку и превращались в уродство.
В доме родителей и даже во время кочёвок за девушками следили с таким неослабленым вниманием, что с ним ни в какое сравнение не шла строжайшая дисциплина английских пансионов. Девушки, не бывавшие ни разу в браке, носили кожаные или сплетённые из конского волоса верёвки (так называемые пояса девственности). Они спускались с ремешка на талии спереди, проходили между ног и сзади тоже крепились к ремню. Матери настаивали на том, чтобы дочь никогда не спала одна, чтобы всегда рядом с ней лежала сестра или подруга. Девушкам, достигшим половой зрелости, нередко крепко связывали на ночь ноги, чтобы настойчивый влюбленный не проник тайно в палатку и не овладел свой возлюбленной. А такое случалось нередко. Распространённость таких приключений хорошо отражена в индейских сказках, и нередко главным действующим лицом становится какой-нибудь несчастливец, который проник в дом возлюбленной и проспал там до утра, а на восходе солнца его нашли обитатели дома. Сохранились не только мифологические сказки, свидетельствующие о ночных свиданиях, но и рассказы о реальных событиях. Вот история о том, как Высокий Конь из племени Лакота полюбил девушку. Он предложил ей бежать с ним, однако она отказалась. У Высокого Коня был друг по имени Красный Олень, который предложил ему свою помощь.

Поздней ночью они подкрались к жилищу девушки и ждали до тех пор, пока внутри не смолкли звуки — семья уснула. Тогда с ножом в руке Высокий Конь потихоньку прополз в палатку. Ему надо было перерезать сыромятные ремни, которыми была привязана девушка, а Красный Олень должен был помочь вынести девушку и заткнуть ей кляп в рот. Когда Высокий Конь заполз в палатку, он сильно волновался. Он принялся резать ремни. Всё шло хорошо, и он уже обрезал все ремни, дойдя до ног девушки, и вдруг нечаянно кольнул ножом девушку. Та громко вскрикнула. Её отец вскочил и принялся кричать. Однако Высокий Конь был уже снаружи вместе с Красным Оленем. Старик и соседи преследовали юношей, но те скрылись в темноте. Прошло несколько дней, и влюблённый предпринял вторую попытку. Красный Олень заставил своего товарища раздеться донага. Затем он полностью выкрасил его тело в белый цвет, а после разрисовал чёрными полосами, обведя глазницы чёрными кругами. Теперь Высокого Коня было не узнать. «Если тебя застигнут снова, то так испугаются, что примут тебя за злого духа и побоятся преследовать», — сказал Красный Олень. И вот Высокий Конь снова заполз в палатку с ножом в руке. Но мать девушки стала вертеться в своей постели, и юноша, подкравшись к своей возлюбленной, всем телом прижался к земле. В последнее время он почти не спал, постоянно тоскуя по любимой. И теперь, поджидая, когда старуха уснёт, он заснул сам, забыв обо всём на свете. Девушка проснулась и первое, что она увидела, было какое-то ужасное существо, всё белое в чёрных полосах, спавшее у её постели. Она закричала от страха. Тут же отчаянно завопила старуха, за ней — старик. Напугавшись до смерти, Высокий Конь вскочил и так стремительно вылетел из жилища, что едва не снёс его совсем. Сбежавшиеся на крики родителей соплеменники не посмели преследовать беглеца, так как решили, что это был злой демон.
В каких случаях и почему имели место такие ночные приключения? Это происходило только в тех ситуациях, когда мать, бабушка или тётка следили за девушкой неотступно весь день. При строгом наблюдении у юноши не было ни малейшего шанса приблизиться и поговорить со своей избранницей, а уж о большем не могло быть и речи. Старшие женщины могли беспощадно избить дубинами слишком нахального ухажёра. Поэтому ночь предоставляла единственную возможность побыть рядом с любимой девушкой.
Такая любовная встреча должна была проходить непременно в полном молчании. В жилище могли находиться одновременно до десяти человек, могли быть и собаки, если хозяева пускали их внутрь. Следовательно, юноша, рискнувший прийти на тайное ночное свидание, обязан был вести себя максимально осторожно; такой поход в дом его избранницы ничем не отличался от похода во вражеский стан. В случае обнаружения его могли убить, приняв за врага, а уж потом стали бы разбираться что к чему и ходить к родственникам убитого с подарками.
Итак, женщины старшего возраста бдительно следили за девушками. Случалось, что неусыпная слежка со стороны матери продолжалась и после того, как девушка обретала законного мужа. Родители требовали за дочь с хорошей репутацией максимально большую плату. Именно поэтому старухи старались соблюсти честь своих внучек и дочерей незапятнанной.
Парадоксальная ситуация — все хотели, чтобы женщины были добродетельными, все почитали целомудренность, братья строго следили за чистотой нравов своих сестёр, но сами при этом соблазняли чужих сестёр. Мужчины имели даже особые палочки, которые обозначали их победы на любовном фронте. Юноша считал высшим шиком пройтись по родной деревне с целой охапкой таких «любовных» палочек, дабы показать товарищам, сколько женских сердец (вернее, иных анатомических частей) ему удалось завоевать.
Однако не следует думать, что индейцы смотрели с полным безразличием на любовные утехи своих жён. Вовсе нет. В случае, если муж заставал свою жену с другим человеком, он мог избить её, а то и отрезать кончик носа. Белые люди, попадавшие в индейские стойбища, нередко видели женщин с отрезанными носами. В наше время подобное наказание не было бы столь пугающим, благодаря наличию множества институтов красоты и высокому уровню пластической хирургии. Но в те годы отрезанный нос — знак неверности — уродовал женщину навечно; никто больше не брал её в жены.
Эдвин Дениг, проживший в форте Юнион много лет и тесно общавшийся с разными племенами верхнего течения реки Миссури, рассказывал о супружеских ссорах следующее: «Мужу разрешается хлестнуть жену (в случае её провинности) только три раза тонкой палочкой. Если женщина продолжает вести себя неудовлетворительно, он может отослать её в родительский дом и потребовать обратно отданную за неё плату. Правда, такие “мягкие” правила распространяются исключительно на бездетных женщин. Подразумевается, что матери должны вести себя хорошо и быть прилежными. Поэтому жена, ставшая матерью, находится в более тяжком положении и нередко подвергается избиению. Случается, что мужья даже убивают некоторых неверных жён. Иногда, чтобы избежать скандала, любовник платит большую “откупную” обманутому мужу».
Бывали и другие, пожалуй, более жестокие наказания за супружескую неверность. Так, в некоторых племенах было принято, чтобы оскорблённый муж вывозил обманувшую его жену в прерию подальше от стойбища и приглашал туда своих товарищей. Сытно поев и поплясав, как это было принято у индейцев в торжественных случаях, дикари начинали насиловать неверную жену. Эта процедура так и называлась — «выбросить женщину в прерию». Случалось, что в этом действе участвовала целая толпа. Шайенскую женщину по имени Большая Стопа насиловали поочерёдно во время «выброса в прерию» сорок человек. Она осталась жива, но, дожив до ста лет, она никогда более не была замужем. Другая девушка, по имени Кисточка (тоже из Шайенов), пребывала в полумёртвом состоянии к концу процедуры наказания; ей на выручку пришёл родной брат, который спас её от верной гибели и увёз жить в дом своей жены.
Надо заметить, что в число участников входили только неженатые люди (дабы мужчина, «наказывая» чужую жену, не изменил своей). Справедливости ради следует отметить и ещё одну особенность. После того как муж наказывал провинившуюся жену тем или иным способом, семья распадалась, что вполне естественно. Но всё имущество доставалось жене. В индейском обществе женщина была полноправной хозяйкой дома. Жилище и весь домашний скарб принадлежал ей, и только ей. Муж распоряжался лишь предметами личного пользования и оружием. Так что выгнать из дома жену не мог ни один муж; в случае размолвки он сам должен был уйти от семейного очага. Покинутая женщина вынуждена была вернуться к своим родителям или пойти на содержание к родному брату, так как в одиночку она не могла обеспечить себя всем необходимым для существования.
Строгости во взаимоотношениях полов — табу — встречались на каждом шагу. Одни были мягче, иные — жёсткие до такой степени, что нарушение их считалось чуть ли не величайшей опасностью. Так, женщинам не разрешалось прикасаться к вещам, связанным с воинской и охотничьей деятельностью мужчин. Считалось, что женская природа сама по себе оскверняет оружие. А уж во время месячного цикла (нынче принято говорить — в критические дни) женщины и вовсе удалялись из семьи и жили в уединенном шалаше. Мужчины боялись даже мельком взглянуть на них, ибо это могло «сглазить» их удачу и вообще запятнать всевозможной скверной.
Любопытно, что этот обычай с успехом использовался женщинами, которые после размолвок с мужем применяли его как предлог для временного разделения. Некоторые обидчивые индеанки оставляли мужа и семейную палатку на четыре, а то и пять дней кряду, к тому же прибегали к сему способу по два-три раза в месяц, а их бедняги мужья даже не подозревали об обмане. Белые путешественники, жившие среди индейцев, сообщали, что бывали случаи, когда жены уходили из дома под предлогом «месячного недуга» и жили отдельно от мужа несколько недель подряд. Мужья смутно чувствовали какой-то обман, но поделать ничего не могли — не заглянешь же в шалаш для «нечистых женщин».
Любопытно, что именно эти уединившиеся женщины всегда были «лакомым кусочком» для вражеских лазутчиков. Индейцы никогда не церемонились, выбирая жертву. Они в равной степени считали врагами и женщин и мужчин и любили подкарауливать одиноких путников. Поэтому индеанки, проводившие в отшельничестве несколько дней, становились первейшими жертвами охотников за скальпами: мужчины родного племени были далеко и не могли защитить их.
Молодёжь пользовалась отшельническим существованием таких женщин в своих интересах — для любовных похождений. Индеец из племени Виннебаго так рассказывает о днях своей юности: «В то время мы жили в палатках и непременно помещали женщин, у которых наступал менструальный период, в отдельные жилища. Молодые люди ходили к тем женщинам по ночам тайком от родителей, когда те спали. Юноши проникали в палатки уединённых женщин. Я тоже отправлялся с молодыми людьми в такие любовные походы, и хотя сам никогда не входил внутрь тех женских палаток, мне нравилось само приключение. Мои родители опасались, что я мог вступить в контакт с женщиной, у которой были месячные, поэтому я ходил тайно. Мои родители предупреждали меня, чтобы я даже не ходил по одной тропинке с женщиной в таком положении. Причина их больших опасений заключалась в том, что я должен был начать поститься ближайшей осенью. Вот почему они не хотели, чтобы я находился близко к женщиной в период её менструации. Ведь тот, кто растёт в окружении таких женщин, становится слабым».

Но не только этих женщин сторонились мужчины. Выше уже было сказано, что братья никогда не общались со своими родными сёстрами. Такой же запрет на разговор существовал и по отношению к тёще. Во многих племенах тёща не только не разговаривала со своим зятем, но даже закрывала лицо, набросив на голову платок, в присутствии зятя. В иных племенах тёща обозначалась на языке знаков как «пристыженное лицо» или «спрятанное лицо». Писатель Линдермэн, работавший над биографией вождя Абсароков, не мог из-за многочисленных запретов выспросить у вождя многие детали его биографии. «Пытаясь выяснить родственные связи, очень быстро узнаёшь, что прерийный индеец никогда даже не назовёт имя своей тёщи — это запрещено. Им нельзя разговаривать друг с другом. Если, встречаясь со своей дочерью, тёща окажется в палатке зятя и тот войдёт внутрь, она накроет лицо накидкой и немедленно выйдет наружу. Таков древний закон».
Своё мнение об этом высказал и Джон Таннер, проведший добрых тридцать лет среди лесных индейцев. Он прекрасно знал их нравы и выражал удивление, что строгие правила, существовавшие у одних племён, часто отсутствовали у других. «Через два дня мы добрались до деревни Ассинибойнов, где я немедленно последовал за хозяином в палатку. Когда я туда вошёл, находившиеся внутри старик и старуха покрыли свои головы одеялами, а мой спутник удалился в совсем маленькую соседнюю палатку, едва вмещавшую одного человека. Туда жена и отнесла ему еду. Оставаясь скрытым, он продолжал с нами разговаривать. Если муж намеревался выйти из палатки, жена давала знак своим родителям, оба они прятали головы под одеяла, то же самое повторялось, когда он возвращался. У Ассинибойнов этот обычай соблюдается очень строго всеми женатыми мужчинами. Распространён он, кажется, и среди Дакотов, а также среди Омахов, живущих на берегах Миссури. Такой обычай не только определяет правила поведения мужчины в отношении к родителям жены, он распространяется также на её дядей и тёток. Родичи жены и мужа в одинаковой мере обязаны избегать друг друга. Если индеец пойдёт в палатку, где сидит его зять, последний обязан закрыть лицо, пока тот не уйдёт. Когда молодой человек живёт с родителями жены, ему устраивается внутри маленькая палатка либо циновками и шкурами отделяется небольшое помещение, куда ночью удаляется и жена. Днём жена служит посредницей между мужем и другими членами семьи. Мужчина ни в коем случае не должен произносить имени отца своей жены; если он это сделает, то совершит величайший проступок, расценивающийся как неуважение к родителям. А вот племя Кри считает такие обычаи обременительными».
Любопытно отметить, что в Древней Руси тоже были распространены такие обычаи. Летописец Нестор так пишет об этом в «Повести временных лет»: «Поляне имеют обычай отцов своих кроткий и тихий, стыдливы перед снохами своими и сёстрами, матерями и родителями; перед свекровями и деверями великую стыдливость имеют». Иными словами — следовали обычаям «избеганий». И обычаи эти, если даже бегло просмотреть документы этноистории, характерны были для всего мира. Но время шло и понемногу вытирало их из жизни, «упрощая» быт.
Разумны ли были столь жёсткие ограничения? Табу на общение между определённой категорией родственников возникли в связи со сложностью обозначений родственных связей. Так, в большинстве племен ребёнок называл словом «отец» не только своего настоящего родителя, но и его брата (дядю) и всех отцовских двоюродных братьев. То же самое было и с материнством: настоящая мать ребёнка, её сестра (для нас — тётя) и все материнские двоюродные сестры назывались словом «мать». Взрослый мужчина называл своими детьми не только своих отпрысков, но также и всех детей своего брата и своих двоюродных братьев. Для женщины детьми были все собственные дети, дети сёстры и своих двоюродных сестёр. Все дети родных и двоюродных сестёр для мужчины были племянниками, а не детьми. То же касалось и женщины. Ясно прослеживаются мужская и женская линии родственных отношений. Поэтому, когда мужчина употребляет слово «дети», он подразумевает отпрысков только мужской линии, если же речь заходит о «племянниках», то имеется в виду линия жены.
Возможно, на Руси во времена родовых общин было так же; возможно, отсюда в нашем языке берёт корни слово «отец» по отношению к любому старшему человеку. Правда, сегодня у нас оно носит оттенок некоторой фамильярности. У индейцев любое обращение к родственникам было строгим. Вспомнить хотя бы строжайший запрет на общение сестры с братом. Откуда он взялся? Неужели жажда удовлетворения физиологических потребностей была настолько неуёмна, что братья часто бросались на своих сестёр и это послужило причиной установления табу? Сестра не общалась с братом, тёща — с зятем, свёкор — с невесткой. А вот там, где не могло быть сексуальной связи, отсутствовали какие-либо запреты: тесть с зятем могли общаться без ограничений, то же и свекровь с невесткой.
Большинство этнографов сходится на мысли, что причиной столь сложных правил было стремление избежать какой-либо сексуальной связи между родственниками жены и её мужем, ибо сама возможность таких контактов уже ставила под угрозу чистоту их кровной связи и здоровье семьи. Возможно, в этом есть доля истины, однако такая постановка вопроса представляется чересчур уж тяжеловесной по своей сути: ведь даже самый строгий запрет на общение не способен подавить животную страсть в людях, и тогда инцест становится фактом. Всякий человек, будь он краснокожий, желтокожий или белый, способен перешагнуть через любые запреты, если что-то будет толкать его на это. Время от времени перешагивали через свои табу и американские индейцы.
Вот свидетельство этнографа Ландерс: «Время от времени устраиваются пьяные оргии, куда допускаются не только взрослые женщины, но и совсем молодые девушки. Женщины беззастенчиво задирают свои юбки, а то и вовсе раздеваются донага и приглашают всякого мужчину. Забываются все табу. Мужчины не имеют привычку раздеваться полностью. Обычно они высматривают табуированных для себя женщин, старательно избегая собственных жён. Во время такой оргии один из мужчин с нетерпением сбросил одежду и овладел сперва собственной матерью, затем её сестрой. Другой мужчина лежал и обследовал гениталии своей сестры, в то время как его пьяная жена сидела рядом и горланила песни». Как видно из приведённого фрагмента, во время пьянства забывалось даже то, чего забыть никак нельзя. Впрочем, надо отдать должное американским индейцам: никогда никто из них не гордился нарушением табу, никто из вождей никогда не стремился сохранить «чистоту» крови своего рода (как, например, это делали некоторые китайские или японские королевские династии). Христианские миссионеры, оставившие массу свидетельств о племенах степной полосы, утверждают, что индейцы, нарушившие какие-либо правила общественной жизни, обязательно уединялись после случившегося (разумеется, когда ум их очищался от влияния спиртных паров), чтобы провести несколько дней в молитвах и посту.
После прихода европейцев в Америку пьянство стало распространённым явлением среди индейцев. Инцест же оставался редкостью. Мощная система табу всюду проявляла свою эффективность. Но чем система запретов сложнее, чем больше неудобств создает она, тем серьёзнее у человека желание избавиться от такой системы, особенно в тех случаях, когда традиционное общество сталкивается с новой культурой и её ценностями. Европейская цивилизация оказала пагубное влияние на ценности традиционного образа жизни американских индейцев. Постепенно подтачивались основы основ, и в конце концов они рухнули.
Нынче многие стороны традиционной жизни остались в прошлом. Сегодняшние индейцы не практикуют столь строгих табу, большая часть индейцев вообще не знакомы с Традицией, многие даже не знают своего родного языка, ибо основная индейская масса превратилась в «обыкновенных американцев», то есть людей «западного» типа — оторвавшихся от корней, потерявших собственное лицо. Но всё же находятся и такие, которые стараются поддерживать старинные обычаи семьи и племени, соблюдают многие правила, хотя средний обыватель воспринимает как обременительный пережиток любое правило, не согласующееся с нынешними общепринятыми нормами. Однако что представляют собой сегодня общепринятые нормы поведения? Чаще всего это следование сиюминутной моде, которая превращается в прах через пару лет, не оставляя после себя ничего внятного, но успевая отнять за время своего существования так много сил и внимания у сторонников моды. И вот, когда сиюминутность «новой культурной волны» отступает, тогда вольно или невольно у некоторых людей возникает вопрос: «А как было раньше? Как было у наших предков? Есть ли у нас что-нибудь такое, что не сгинет и через сотню лет? Есть ли в нас что-то такое, что можно было бы назвать подлинной чертой народа? Есть ли у нас своё, узнаваемое лицо?..»
И тогда наступает время пробуждения Традиции.